25 лiстапада 2024, панядзелак, 15:44
Падтрымайце
сайт
Сім сім,
Хартыя 97!
Рубрыкі

Александр Козулин: «Я понял -- что-то меняется в мире»

11
Александр Козулин: «Я понял --  что-то меняется в мире»

Бывший политзаключенный Александр Козулин вчера, после пресс-конференции в Минске, ответил на вопросы газеты «Комсомольская правда в Беларуси».

«В день приходило до 220 писем»

-- Вы в камере один сидели?

- В отряде было около 90 человек, у нас в спальне 20 человек…

-- Что за люди с вами сидели?

- Очень разные…

-- Как вас принимали?

- Принципиальная позиция и среди заключенных вызывает уважение. Например, я был единственным, который не подписывал бумаг. Никаких! Ни о послушном поведении, ни о признании тюремного режима… Тех, кто не подписывает, могут избить, унизить, принудить… Колония делает все, чтобы загнать людей в самые низы, вызвать животные инстинкты. Главное – хорошо поесть и найти теплое место, и это культивируется. Люди бесправны, и выходят оттуда погруженными в это животное состояние, озлобленными.

-- Кто вас поддерживал больше всего?

- Семья. Хотя так получилось, что моей «семьей» стало много людей. Рекорд – 220 писем в день! Было и «зачем ты полез, Лукашенко такой хороший, а ты ему мешаешь»… Но 99 % были другими. Короткие, длинные, с сочувствием, признательностью, уважением… Иногда без слез не мог читать… «Александр Владиславович, вы нам нужны». После таких писем появляется другое отношение к жизни. На похоронах жены мне многие это говорили: «Вы себе не принадлежите, а принадлежите нам»… И я понимал, что что-то меняется в мире.

«Во время голодовки я собирался идти до конца»

-- Какие были самые сложные дни в тюрьме?..

- Их было несколько Последние 10 дней голодовки…. Понимаете, ты уже не совсем в физическом мире… Чувствуешь себя одновременно и здесь, на земле, и там, на небесах. Причем там – гораздо лучше!.. Это непередаваемые ощущения, это надо испытать.

-- Нет, спасибо…

- Возвращаться тяжело, здесь удушливая атмосфера, там – чистая и светлая. Возвращаешься в липкое, тягостное месиво. И так не хочется!..

-- А вы не думали прекратить ее раньше?

- Приезжала жена на 47 - 48 день голодовки, убеждала: подумай обо мне, что со мной будет?.. У нее был кризис, а она думает не о своей болезни (у Ирины Козулиной было тяжелое онкологическое заболевание. - Ред.), а о том, что ее муж сейчас умрет… Я дрогнул. Но потом понял, что должен идти до конца. Прекратил голодовку только тогда, когда посол США сказал, что американцы внесли на рассмотрение Совета безопасности вопрос о правах человека в Беларуси.

Еще сложнее было, когда умерла жена, и я после похорон вернулся в колонию. У меня нет боязни смерти. Но когда теряешь близкого человека, когда вырвали кусочек твоего сердца, и особенно - когда ты чувствуешь вину перед своей женой… Это разрывает на части… В середине июля меня отпустило.

-- За месяц до освобождения?

- Да. Приходили одни плохие новости, а внутри было радостное чувство. Я чувствовал что-то. За это время было несколько возможностей освобождения. Но у меня не было ощущения, что я выйдут, я не был готов – и я не выходил. А сейчас ничего не было, даже в разговоре с послом ОБСЕ речь об освобождении не велась. Но у меня была железная уверенность, что я скоро выйду на свободу.

«Меня буквально выставили из колонии!»

- В субботу 16 августа в 10.30 меня срочно вызвали два заместителя начальника колонии. Они мне сообщили, что умер тесть. Я потребовал возможности позвонить теще и детям, потом пошел в церковь. Пробыл там часа полтора. Затем снова поинтересовался у руководства колонии о возможности позвонить. Говорят – скоро все будет! Через полчаса прибежал замначальника колонии: «Вам на сборы 30 минут! Соберите личные вещи, книжки, фотографии…» У меня звоночек сразу – все вещи, или необходимые? Я выхожу полностью, или еще вернусь? Мне не сказали, потом вроде сказали, что необходимые, то есть я возвращаюсь… Я говорю – хорошо. Позвал ребят из отряда, раздаю автографы, презенты на память…

-- Типа «Сидел с Козулиным»?

- В том числе! – смеется Александр Владиславович. – Вы ж понимаете, ребятам, которые туда попадают, это интересно… Но, в том числе, есть и некая привязанность к людям. И тут прибегают, и уже не 30 минут, а 15. Через минуту появляется сам начальник колонии—и вообще времени нет! И все мгновенно! Бегом! Ощущение, что сейчас в трусах выставят! Что успел, покидал, даже фотографии не успел взять с собой… И сразу меня – за контрольно-пропускной пункт. Обычно дают несколько часов, чтобы имущество сдал, матрасы, «обходной лист», личные вещи на досмотр. А тут – все за 30 секунд!... Мгновенно появилась и бухгалтерия и спецотдел - в субботу! Начальники вещи за мной несли …

-- Вы так обжились, что вещей много было?

- Кое-что было. Еще я создал свою библиотеку – около 800 книг... Книжки были разные, в том числе, те, которые заставляли людей развиваться и думать. И они тоже читались.

-- Начальник колонии рад был?

- Я думаю, они там все перекрестились – слава Богу! Первый замначальника департамента по исполнению наказаний сказал, что меня освобождают в связи с указом президента о помиловании. Я сказал, что помилования я не приму.

- Так! И что никаких бумаг я подписывать не буду. Они посовещались и сказали, что у них все по факсу, ничего подписывать не надо. Я свое освобождение рассматриваю как знак справедливости. А помилования не приму.

-- А что теперь с вещами?

- Я тогда еще сказал, пустите забрать фотографии, личные вещи!.. Нет, категорически! Было ощущение, что они боятся, что я сейчас скажу «мне здесь понравилось» и останусь! Потом выходим, я говорю, спасибо, за мной сейчас приедут. Нет, в машину, первый замначальника колонии отвез меня на автовокзал – все, до свидания!

«Дома кровать оказалась слишком мягкой – отвык…»

-- С какими мыслями первый раз дома ночевали?

- Да там мыслей не было! – смеется Александр Козулин. – Сразу уснул, только неудобно было. В тюрьме жесткий матрас, жесткая подушка, к ним привыкаешь. Сначала няёмка было!

-- Что дочки приготовили?

- Знаете, я настолько теперь неприхотлив в еде! Было бы молоко, ложка меда, сырое яйцо, фрукты. Назавтра картошки с лисичками пожарили. Человеку мало надо, чтобы покушать… Молоко, немного мучного из цельного зерна, два фрукта, два овоща. И достаточно. Мяса я давно не ем, – скромно перечисляет бывший морской пехотинец под два метра ростом.

-- Что делаете в первые дни на свободе?

- Вхожу во внешний мир, в мир людей. В моих «тюремных университетах» я больше жил внутренней жизнью. Зато теперь я снова вошел в этот мир и вижу то, чего раньше не видел. Люди носят маски, привыкают к ним, забывают, часто, что есть сердце и душа…

-- Немного поживете в нашем «мире людей» и все вернется… Это жизнь!

- Если вы так думаете, так и будет. А я так не мыслю. Я не приемлю лжи и фальши, и они не будут ко мне прилипать. Свет с тьмой не борется. Он ее рассеивает.

-- Чем будете заниматься?

- Я правда не знаю. Но уверен, что буду идти только по своему пути. И меня с него никто не свернет.

-- То есть хотите быть президентом?

- Да, я знаю, что там уже очередь, - смеется Козулин. – У меня не было стремления иметь власть, быть президентом. Я хотел изменить ситуацию и сделать людей и страну немножко другой. Чтобы в ней была любовь, честность… Человеческая жизнь коротка, и главное – понять, в чем ее смысл.

-- И в чем? Есть незатейливый смысл: жить, получать удовольствие и дарить радость другим…

- Вы так думаете? Значит, у вас так и будет. Просто придет время, и вы подумаете – надо ли вам это? И поймете, что вряд ли в удовольствиях можно найти смысл жизни. Он – в познании, в вечном развитии и вечной любви. Главное – познать самого себя внутренне. Мир един, но мы не хотим этого понять. Древние говорили: «Если хочешь изменить мир, то в первую очередь измени самого себя»

«Все должны соблюдать закон»

- Надо, чтобы все граждане в нашей стране соблюдали закон. Пусть он будет плохой, строгий, какой угодно… Но его надо соблюдать! Пусть он будет законом для всех. Всех без исключения. Как бороться с системой, когда правил нет? Все должны выполнять закон и нести ответственность. И тогда появятся и сильная оппозиция, и сформируется гражданское общество.

-- Какой закон? Когда происходили революции в Европе, народ вопреки закону штурмовал здания, забрасывал их камнями, сжигали архивы. Борьба не может быть законной.

- Какова власть, таковы и методы. Если власть действует незаконными методами, ее свергают таким же образом. Взять, к примеру, Румынию. Там применялись такие же методы, которые применялись и к Чеушеску. Что посеешь, то и пожнешь. Это многие недопонимают. Насилию надо противопоставлять абсолютную противоположность. Тем с кем борешься, надо противостоять с точностью наоборот. Надо быть дружелюбными, светлыми, правдивыми и искренними. Это главное. Не надо забывать, что со злом надо бороться, а не проходить мимо него.

-- Диалог с Европой в нынешних условиях Беларусь может вести?

- С соседями невозможно жить плохо! Как могут кругом быть одни враги? Естественно, Беларусь заинтересована в нормальном отношении с Евросоюзом. Граница с Европой уже возле нас! Мы никуда не денемся от серьезных отношений с Евросоюзом просто по житейским соображениям.

-- Как относитесь к тому, что вас ваша фигура словно разменная монета в этом диалоге?

- Мое освобождение на основе помилования не должно приниматься Западом как выполнение белорусской стороной выставленных условий. Человека кинули в тюрьму. Он там два с половиной года отбомбил. Подвергался репрессиям, унижениям… Я уже не говорю про то, что мне выпало. Умерла жена, ушел тесть... А ведь этого могло и не быть. Если бы не тюрьма. Если бы не мое тюремное заключение, жена была бы жива.

«Такая смерть жены – тяжелый камень на моем сердце»

-- Вам поступало предложение – лечить жену в Германии.

- Мне предлагали выехать в Германию с семьей якобы для лечения смертельно больной жены. Но про сам факт лечения разговор вообще не велся. Предлагали все: квартиру, офис, работу. Если бы жена была здорова, вопросы бегства я бы даже не обсуждал! Меня спрашивали: «Что для вас важнее? Государство, народ, страна, политика или жена и семья?». Я ответил, что народ и страна. Мне сказали: «Это кощунственно». Я ответил, что у каждого свое отношение к жизни. Да и не было понятно, в каком качестве я поеду. Я не мог обсудить с семьей. А без этого принятие решения было невозможно. Условия были такими: сразу к трапу самолета, бизнес-класс, а семья уже в Германии.

-- Т.е бегство из страны.

- И не понятно что с возвращением. Потом, мол, все будет в порядке – амнистия или еще что-нибудь… А если нет? А если отношения с Европой не наладятся? Это значит депортация? На эти вопросы ответа не было. В принципе, я был согласен. Но все вопросы я хотел сразу довести до конца.

-- Это было предложение немецкого правительства?

- Да. При одобрении высшей власти Беларуси. Но я уверен, что у немецкой стороны были самые лучшие побуждения.

-- Вы однажды сказали: «Лукашенко занялся лечением вашей жены». Можно подробнее?

- В 2005 году, когда жена заболела, через мой круг общения - а он часто пересекается с людьми, которые близки к президенту, - это стало ему известно. И он передал о том, что война войной, а жизнь близких людей нам дороже. Поэтому он берется за лечение моей жены. Лично он сам. Поинтересовались, как я к этому отношусь. Я ответил, что положительно.

-- И Ирину лечили?

- Поначалу все пошло хорошо. Было решение министерства здравоохранения о лечении в Германии, обследование в Боровлянах. Мы все ждали, когда решится вопрос с германской стороной. Но туда мы поехали за свои средства, хотя вопрос контролировался белорусским посольством в Германии. Затем процесс по непонятным причинам затянулся. И только через полгода нам сказали, что Германия отказывается от лечения. Без объяснения причин. Это было под патронажем президента. Я был уверен, что все будет в порядке. А потом начало президентской кампании, моя посадка… Время упущено. Мне очень хотелось последние дни провести с женой. Согреть ее своим теплом, своей любовью. Это же другой уход - в радости, в любви… Тот уход, который произошел, – лежит тяжким камнем у меня на сердце.

-- Вы не собираетесь сейчас уезжать из страны?

- Если я не уехал тогда, то сейчас, естественно, этого не сделаю. Мои корни и истоки здесь.

«Нигде так не научат терпению, как в тюрьме»

-- В стране не так мало людей, пропавших без вести. Не боитесь?

- В офисе партии ОГП в один ряд висят портреты Захаренко, Гончара, Завадского, Красовского и Козулина. Мне сказали, что споры идут. Мол, согласен я или нет. Я ответил, что благодаря всем тем, кто в этой портретной галерее, до сих пор живу. Продолжаю их дело, и это дает мне силы. Только я попросил сделать фотографию покачественнее.

-- Недавно прошел съезд партии. Вы потеряли пост председателя. Аналитики заговорили о том, что близится выход Козулина из тюрьмы. С формулировкой, мол, даже свои отвернулись. Вы вышли буквально через неделю.

- Я вздохнул с облегчением от такого решения. Я выхожу с чистого листа. И все и ничего. Это очень интересно – начать никем.

-- Детям тоже не просто.

- Младшая дочь 16 июля устроилась на работу. Была такая счастливая, радостная! Написала письмо, которое все искрилось радостью. Но через пять дней пришло другое письмо: «Папочка, я столкнулась со взрослой жизнью. И поняла, как сильно ненавидят нашу фамилию. Мне сказали, что в связи с моей фамилией я не могу работать здесь».

-- Вы не можете про все забыть: про борьбу, про лживых коррупционеров, несправедливости. Жить спокойной жизнью – отца детей, дедушки. Человека счастливого, умиротворенного.

- Вопрос в том, что такое счастье. Для меня счастье – видеть счастливых людей.

-- На хуторе живите. Реально сделать несколько гектаров абсолютно счастливыми.

- К сожалению, в стране очень многие не свободны. Этих люби-этих не люби, думай так и никак иначе, даже дружи с теми, с кем скажут, делай то, что прикажут. Распределение, система контрактов. Те же врачи! Их теперь предлагают отправлять на 15 лет после распределения! Даже платников! Фактически крепостное право.

-- Мы пишем об этом. Любое государство – это насилие.

- Государство должно способствовать развитию личности граждан, их талантов, способностей, и использовать это для того, чтобы государство росло и развививалось.

-- У нас тоже есть кружки.

- Взять реформу школьного и вузовского образования – это уже пещерный век. Лицеи перешли на уровень обычной школы. А обычные школы – на уровень ПТУ. Все усреднено. Таланты не нужны. Они опасны. Но только на талантах строится благосостояние государства, его развитие и расцветание. Зайдите на сайт «Одноклассники» и посмотрите, куда ваши разъехались! Муж моей сестры обнаружил, что три четверти его одноклассников уехали в Европу, Америку, Канаду. Возникает вопрос: «Для кого наша страна?». Важно, чтобы созрело понимание изменений, чтобы люди ходили радостные, улыбались друг другу. А у нас сегодня немного по-другому. Люди думают, как бы чего лишнего ни сказать. Даже в кругу друзей. Как бы пристроиться к тому, что есть. Не проявить свои способности, а пристроиться. Где нормальное развитие? Так ведь все написано уже 2,5 тысячи лет назад – у Платона и Аристотеля. Демократии, диктатуры, как они трансформируются, к чему это приводит!

-- В «Государстве» Платона неотъемлемой частью были рабы. Это так же естественно, как вода, земля и солнце.

- Есть люди, для которых «раб» - это естественное состояние. Это их уровень сознания. Они не могут выйти их этого состояния, из этого коридора. А нас же и те, кто способен творить и созидать, строить и развивать в сегодняшних условиях становятся невольниками.

-- Где будете жить? Как обустроите быт?

- Жить буду дома. Сейчас у нас появился кот. Конечно, гардероб не того фасона и размера. Но это вопросы житейские. В тюрьме я научился терпению. Мудрые говорили: терпение – это дар небес. Нигде так не научат терпению, как в тюрьме.

-- Стало легче с людьми общаться.

- Я абсолютно спокоен. В равновесии. Моя задача – разъяснять людям, чтобы они сделали выбор. Я категорический противник насилия.

Напісаць каментар 11

Таксама сачыце за акаўнтамі Charter97.org у сацыяльных сетках