Площадь без конца

Вышедшие на свободу политзаключенные попадают в замкнутый круг.

Прямоугольная прокурорша долго и патетически взывала к суду с требованием признать преступление молодофронтовца Володи Яроменка рецидивом, а его самого — рецидивистом. Преступление — это опоздание домой к комендантскому часу. Рецидив — это два опоздания за полгода. А сам Володя теперь — официально признанный судом рецидивист.

20 августа Яроменка приговорили к трем месяцам ареста. Его юная жена Валя рыдала еще до оглашения приговора, мы с бывшей сокамерницей Настей Дашкевич обещали, что научим быстро и грамотно собирать передачи, друзья и соратники утешали тем, что три месяца — не три года. Но Володя садится в тюрьму уже не первый раз и, возможно, не последний. Потому что политзаключенных в Беларуси долго на воле не держат, и повторные посадки стали не просто тенденцией, а системой, практически не дающей сбоев.

Яроменок — один из участников Площади 19 декабря 2010 года. Его арестовали в январе 2011-го, в мае приговорили к трем годам усиленного режима. В августе, когда Евросоюз заговорил об экономических санкциях против лукашенковских олигархов, а белорусский рубль между тем обвалился, Лукашенко помиловал нескольких политзаключенных, в том числе и Володю. Но свободным молодофронтовец был недолго. Через полгода его вызвали в милицию и объявили об установлении превентивного надзора на год. Это значит — находиться дома после 21 часа, никуда не выезжать из города, открывать дверь надзирателям-милиционерам в любое время суток. То, что в Беларуси называется надзором, в цивилизованном мире формулируется как домашний арест.

В марте 2013 года ему продлили превентивный надзор еще на шесть месяцев. А 18 апреля заочно судили и дали 15 суток за то, что 24 февраля вечером милиция не обнаружила его дома. Володя, правда, о суде не знал, возможности дать пояснения не имел и был крайне удивлен, когда через неделю после того заочного суда его задержали и отправили отбывать наказание.

А после ареста, когда Яроменка ждали у стен тюрьмы друзья, он исчез. Ох уж эти мелкие мусорские пакости! Его, как оказалось, вывезли на милицейской машине заранее, отвезли в лес за 40 километров от Минска и высадили из машины. Но и это не все — сначала господа милиционеры трижды ввели неправильный пин-код в Володин мобильный телефон, чтобы сим-карта заблокировалась автоматически и Яроменак не смог позвонить и сообщить, где он. Странно, что за этот вывоз Володе не впаяли очередное нарушение условий надзора — ему ведь запрещено было покидать Минск, а тут аж в Воложинском районе человек обнаружился. Это не просто нарушение, а явный злой умысел просматривается.

Впрочем, и без того, как выяснилось, хватило на вторую для Володи «уголовку», потому что один милицейский рапорт об отсутствии дома вечером уже лежал в его деле. Два нарушения — пора снова в тюрьму. Хотя любой юрист скажет, что если Яроменак уже был осужден административно и отбыл свои 15 суток, то судить второй раз за то же самое, но уже в рамках уголовного дела — абсолютно незаконно. Но особенность любой диктатуры в том, что даже ее собственные законы — и те не работают. Ничто не работает, создавая полный хаос под прикрытием кладбищенского порядка.

Поддержать Володю Яроменка в суд пришли и другие осужденные за Площадь. В том числе — Василий Парфенков. Василий был первым осужденным. В феврале 2011 года его приговорили к четырем годам строгого режима, а в августе, как и Володю, помиловали. Скоро Васю посадят снова. Правда, в отличие от Яроменка, уже в третий раз.

Карусель была та же, только началась раньше. Первое уголовное дело за нарушение условий превентивного надзора было возбуждено еще в апреле прошлого года. Приговор — шесть месяцев ареста. С августа до февраля Василий сидел в тюрьме в Барановичах. А в июле — уже третье уголовное дело, по той же статье. Все знают, что Парфенков скоро снова сядет. Потом выйдет. А после, скорее всего, снова сядет. Потому что это замкнутый круг. Просто раньше его почему-то не замечали.

Дело в том, что превентивный надзор — это такая хитрая штука, позволяющая не выпускать людей из тюрем надолго. Любой освободившийся из тюрьмы может попасть под все эти надзорные правоограничения. Причин достаточно — начиная со статьи, по которой был осужден (если преступление относится к категории тяжких или особо тяжких) и заканчивая любым административным правонарушением во время действия судимости. А дальше — дело техники. Прожив в таких же условиях во время отсрочки исполнения приговора, что и «поднадзорные» ребята, могу сказать точно: соблюдение установленных правоограничений — задача почти невыполнимая. Каждый из нас хоть раз в жизни опаздывал на работу, на встречу, на совещание не по своей вине — из-за сломавшегося автобуса, например. Из-за очереди в поликлинике. Из-за бабушки, которой стало плохо, и нужно дождаться скорую. Но если опоздаешь на работу — в тюрьму не посадят. А если опоздаешь домой — посадят. Бабушка, ребенок, трамвай, поликлиника — все это причины неуважительные. Их нет на бумаге, а значит, не существует в природе. Потому что никто из людей в погонах не воспринимает осужденного как живого человека — исключительно как врага, от которого нужно как можно скорее избавиться, отправив его назад на нары. Тем более — осужденного «за политику».

А потом оказывается, что круг — замкнутый. Согласно белорусскому Уголовному кодексу, дважды судимые автоматически попадают под превентивный надзор. И нарушением условий надзора считается не только опоздание домой к девяти часам вечера, но и любая «административка» — к примеру, переход улицы в неположенном месте или превышение скорости. А потом — тюрьма–надзор–тюрьма. Полный контроль государства, демонстративное вмешательство в личную жизнь (ох как противно открывать ментам дверь по ночам!) и ожидание звонка от начальства: «Пора отправлять!» В коридоре суда, еще до вынесения приговора, моя минская коллега Любовь Лунева спрашивала милицейского инспектора, дававшего показания против Яроменка: «Ну, скажите, а когда вы решили, что нужно возбуждать уголовное дело?» Инспектор ответил честно: «Когда руководство приказало!»

И не нужно говорить, что три месяца — это мало. Во-первых, так может думать только тот, кто никогда не сидел. Потому что в тюрьме каждый день растягивается во времени, как надуваемый воздушный шар в размерах, и кажется, что ночь никогда не наступит, а потом — что не наступит утро. Во-вторых, после трех месяцев будет снова установлен надзор, и сколько времени человеку дадут хотя бы по улицам побродить — неизвестно. У Василия Парфенкова между первой и второй отсидками было девять месяцев. Между второй и третьей будет меньше — дело уже передано в суд, и в сентябре будет новый приговор. А еще один участник Площади Алесь Молчанов после освобождения и вовсе пробыл на свободе два месяца, а потом сел на полтора года за сбор металлолома. Освобожденный зэк не мог устроиться на работу, вот и собирал металлолом. И забрел на территорию заброшенного завода. Оказалось, что хотя завод и заброшенный, но все равно во всех реестрах числится режимным объектом. Молчанов вышел из тюрьмы 13 июля. Надолго ли?

А 28 августа заканчивается срок у лидера «Молодого фронта» Дмитрия Дашкевича. К нему недавно специальный выездной суд приезжал прямо в тюрьму (Дмитрий с прошлого августа находится в Гродненской «крытке») и назначил ему, естественно, превентивный надзор. Дмитрий, который сидит второй раз, еще до освобождения готов к третьему. Он прекрасно понимает, что окончание срока его не освободит. И если «между первой и второй — перерывчик небольшой», то между вторым и третьим сроком он может оказаться и того короче. Потому что бывших политзаключенных при диктатурах не бывает. Политзаключенный становится бывшим даже не в тот момент, когда посадившая его власть летит, наконец, в тартарары, а когда официально объявляется реабилитированным. А пока политзаключенного не реабилитировали — он враг народа, зэк, а теперь уже часто и рецидивист, и остается внутри того самого круга. Тюрьма–надзор–тюрьма.

Ирина Халип, «Новая газета»